Хочешь мира? Готовься к войне.
и счастье наше должно стать безудержным и бескрайним. 
Пост про мою работу и про то, как я опять влипла как кур в ощип, еще зреет во мне, но жизнь вновь превратилась в гонку по пересеченной местности, когда все некогда и бегом. Бегом, твою мать! Впрочем, жаловаться - грех, да, и мне этого не хватало. Где-то во мне сбоит, наверное, и этот жизненный тонус полезнее, чем моя свобода и безделие, в которые я делаю в разы меньше, чем теперь.
В первый выходной мы к-т подозрительно крайне мало отдохнули, хотя прям вот собирались.
Съездили всей семьей постриглись, где-то между Ксению успели свозить на гитару; встречались с бригадиром рабочих, обговорили, как и куда клеить обои, Матвей уже тряпочкой лежал у Ване на плече, потом накормили детей, уложили мелкого спать и рванули в наши теперь уже любимые строительные магазины. К моменту пробуждения Матвейца мы уже были дома, купил двери во всю квартиру, две раковины в санузлы, шкаф и зеркало туда же. Отправили Ксению к Арине, предварительно разругавшись по поводу уборки и перебрав ее полки в комоде. Где-то мимоходом мелькнули приготовления обеда и ужина, куча стирки и отработанной глажки, смена постельного белья.
Я правда не к тому.
... Первым был Матвей, разбивший тарелку, куда ему были насыпаны дозволенные в выходной сладости. Я все убрала и пропылесосила, чтобы он не поранился о мелкие осколки. Закончив, я вернулась к утюженью бесчисленных Ваниных рубашек, взмахнув одной из которых уронила кружку с водой. Та, конечно, вдребезги. И снова - собрала-выкинула крупные осколки, протерла воду с полу, попылесосила. Потом пришел Ваня и как тот поручик Ржевский все опошлил
разбил еще и стакан, безусловно, не пустой. 
Опять - двадцать пять: крупные осколки убрать, протереть воду, разлитую по полу, шумит пылесос. 
Эх!
Через неделю мне 34. Нет, моя жизнь уже не будет другой.
Пост про мою работу и про то, как я опять влипла как кур в ощип, еще зреет во мне, но жизнь вновь превратилась в гонку по пересеченной местности, когда все некогда и бегом. Бегом, твою мать! Впрочем, жаловаться - грех, да, и мне этого не хватало. Где-то во мне сбоит, наверное, и этот жизненный тонус полезнее, чем моя свобода и безделие, в которые я делаю в разы меньше, чем теперь.
В первый выходной мы к-т подозрительно крайне мало отдохнули, хотя прям вот собирались.
Съездили всей семьей постриглись, где-то между Ксению успели свозить на гитару; встречались с бригадиром рабочих, обговорили, как и куда клеить обои, Матвей уже тряпочкой лежал у Ване на плече, потом накормили детей, уложили мелкого спать и рванули в наши теперь уже любимые строительные магазины. К моменту пробуждения Матвейца мы уже были дома, купил двери во всю квартиру, две раковины в санузлы, шкаф и зеркало туда же. Отправили Ксению к Арине, предварительно разругавшись по поводу уборки и перебрав ее полки в комоде. Где-то мимоходом мелькнули приготовления обеда и ужина, куча стирки и отработанной глажки, смена постельного белья. Я правда не к тому.
... Первым был Матвей, разбивший тарелку, куда ему были насыпаны дозволенные в выходной сладости. Я все убрала и пропылесосила, чтобы он не поранился о мелкие осколки. Закончив, я вернулась к утюженью бесчисленных Ваниных рубашек, взмахнув одной из которых уронила кружку с водой. Та, конечно, вдребезги. И снова - собрала-выкинула крупные осколки, протерла воду с полу, попылесосила. Потом пришел Ваня и как тот поручик Ржевский все опошлил
разбил еще и стакан, безусловно, не пустой. Опять - двадцать пять: крупные осколки убрать, протереть воду, разлитую по полу, шумит пылесос. Эх!Через неделю мне 34. Нет, моя жизнь уже не будет другой.