Тимофей, пунктирная линия жизни

[1303]

Не могу сказать, что с приходом в нашу общую жизнь Тимофея, она стала к-т другой. Жизнь шла само по себе, да и поведение Мони не всегда добавляло оптимизма и свидетельствовало о том, что он проживет так долго и всей своей жизнь заслужит и 3 моих поста о нем, и частицу сердца, и статус члена семьи, и слезы и еще много чего.
Сразу же в первых строках отмечу, что с первых же дней Тима наотрез отказался от всяких там каш, супчиков, консервов и прочей дребедени. Мы долго не могли понять, почему кошарик не ест, от миски с молоком голову воротит, переживали, а он не ел. 3 дня не ел. А потом к-т достал из морозильника рыбу. Огромную замороженную трещину. И вот тут Монечка станцевал нам настоящую джигу. Лопал и просит еще, опять лопал и снова гарцевал вокруг стола. Это крохотное 2-месячное существо, которое помещалось на ладошке, с крохотными зубками азартно драло и жевало целые куски размороженной трески. И нас в очередной раз стало ясно, что это Животное с большой буквы ж. Так же принципиально Тима отказался заниматься дурью, как положено всем приличным котам, под валерьянку. Он на нее попросту не реагировал. У этого молодчика всегда и на все было свое собственное мнение.
Долго и проблематично Тимофей привыкал к туалету. Ну прям до одури хотелось отлупить его порой. И еще, подлец такой, выбрал себе место для луж под креслом. Мы с Антохой, два мелких подонка на тот момент, очень боялись, что мама на Моню разозлится, а мама у нас крута на расправу, и выкинет кота или усыпит. И мы по очереди тайком мыли под креслом, а чтобы мама ни о чем не догадалась, какчественно забрызгивали окружающее пространство мамиными дорогущими духами. Помню, она в детстве очень удивлялась, что они у нее быстро заканчиваются. Но запах хлорки, рассуждали мы с Антоном, сразу бы бросился в глаза, вернее в нос, а вот запах духов… В крайнем случае на меня можно было свалить.
Когда Тиме было приблизительно полгода, может чуть больше мы поехали в отпуск. В Оренбург, к бабушке. Тиму брали с собой. Это, конечно, была та еще кора, когда в одной машинке – седан ехали мы вчетвером еще и Монька. Мы с Антоном до сих пор вспоминаем эту поездочку. Ибо со скуки, за 3 суток пути еще не такое в голову влезет, мы с брателло играли в карты на китикет – проигравший лопал Тимин китикет, подушечек по 10-20. Это тот еще закидон. Мне, наверное, везет в любви, поэтому в азартные игры я всегда играю с большими потерями для себя, так что нажралась этого китикета по самое не балуйся. Бл*, как же меня тогда мутило!!!! До сих пор когда рассказываю во рту возникает рыбное китикетовское послевкусие.
В Оренбурге у бабушки не был застеклен балкон. Продолжать ли далее. Конечно же, Монечка от туда рухнул. 3 этаж, вроде оно и несмертельно, но котейка был еще совсем мелкий, под балконом шла асфальтированная дорожка, вообщем Тима громыхнулся с балкона, приземлился на лапки как и каждый уважающий себя кот, но не справился со своим телом окончательно и «клюнул» носом прямо в асфальт. Даже не знаю, сколько он там пролежал под этим балконом. Было жарко, Тима часто прятался г-н под кроватями или забивался к-н, где было не так жарко. И то, что он так долго не выходил, никого тогда не смутило. А потом пришли соседи с вопросом, не наше ли рыжее тело лежит там под балконом.
… Помню, как бешено колотилось сердце, когда я летела по лестнице вниз. Мама дорога, ОН!!! Поднимаю его на руки, даже смотреть страшно: вся мордочка в крови, Тима не то дышит, не то хрипит, при дыхании изо рта вырывается кровавая пена. Я просто онемела, наступил такой ступор, что я даже не плакала. Родители тогда как раз куда-то уехали. Боже, по-моему столетие прошло, пока они вернулись, а мы сидели с Тимой. Я боялась его трогать, вдруг у него ч-н сломано, даже мордочку не вытирала, просто положила на пеленку и сидела рядом, раскачиваясь в такт его хриплому дыханию. Родители вообще впали в панику, поставили на этой мелкой хлипкой жизни крест, я кричала как ненормальная, чтобы они отвезли его к ветеринару. Едва уговорила.
Врач к разбитому коту отнесся скептично. Сказал, ничего сделать не может. Посоветовал промывать носик ромашкой и ждать. Если перетерпит, выкарабкается, жить будет, ну а нет… Трое суток Тима не ел, почти ничего не пил, по-моему даже не спал. Лежал на подстилке, забившись в угол, хрипел и плакал огромными хрустальными слезами. Подойду ему носик промыть, он смотрит своими огромными янтарными глазами, даже не вырывается и плачет.
Через три дня нос покрылся кровавой корочкой, стал подсыхать, а Тима впервые подошел к миске и начал есть. В таких же бешеных количествах как прежде. Я буду жить. Через некоторое время отпала и болячка с носа, казалось, будто ничего и не было. Правда, до конца жизни Монечка храпел как 100-килограммовый мужик и, если всмотреться, становилось заметно, что перегородка между ноздрями такая… расплющенная. Больше Тиму в отпуск мы не брали. Оставляли по знакомым. Многие нам клятвенно обещали, что за время нашего отпуска отучат Моню от его барских замашек и приучат есть нормальную, обычную еду. Однако, ни разу за столько лет этим клятвам не суждено было сбыться – Тимоня упрямо продолжал есть исключительно треску палубной заморозки (если рыбу морозили уже на берегу, он ее даже в рот не брал. К слову, через некоторое время мы уже и сами поняли, в чем разница между этими двумя способами заморозки, и оценили, что по сравнению с палубной береговая заморозка просто вонючая), печень и мясо.
Примерно в год, точнее уже просто не помню, Тимофей волевым решением меня и мамы – д.Слава, естественно, был против – был кастрирован. Он и к тому моменту был уже вполне и вполне упитан. Так что ему даже пришлось колоть двойную дозу снотворного. Впрочем, Тима сию небольшую косметическую операцию принял без особого трепета к собственной внешности. Теперь можно было по полной программе лопать, валяться и балдеть без заморочек на собственную физиологию, которая все-таки порой брала свое. Поскольку заниматься разведением Тиминого потомства никто не собирался, решение было принято правильно. Хотя многие тогда отговаривали, стращали страшными историями про мочекаменные болезни у кастрированных котов, однако, как показала история, Тима пережил многих, включая не кастрированных котов.
После этого Тимин вес, конечно, всех впечатлял. Мы не загружались особо на то, чтобы следить за его весом, но одна из последних цифр его массы – 15 килограмм. Не каждая собака столько весит. Монечка, конечно, был внушительным, фундаментальным, у него лапы были толщиной почти с мою руку. Это к старости он стал похож на сдувшийся шарик – вроде объем есть, а возьмешь на руки, он легкий и руки утонут в обилии его кожи, которая уже ничем не наполнена.
Говорить о нем можно много, вспоминать разные смешные истории, как мы крестиками, например, отмечали дни, когда Тимофей вдруг решал тряхнуть стариной и устраивал забеги по дому, бесился. Как мы его водили на прогулку, и он чинно шествовал по газону, задрав хвост трубой. Никогда никуда не убегал, тихонько трусил рядом или просто укладывался на солнышке под кустом погреть свое пузо.
Моня одновременно был везде, он охватывал все стороны жизни, его присутствие и шерсть ощущались везде, а с другой стороны он всегда был незаметен, никуда особо не лез, никому не мешал. Он был феноменально интеллигентен, его лицо с трудом можно было назвать мордой. Он всегда спал на кровати, поначалу со мной – у него даже была отдельная подушка, а потом, после моего отъезда, с мамой. Всегда приходил завтракать: садился на соседний стул и ждал, пока ему с пальца не предложат йогурт или творог. Сам из тарелки не ел этого никогда, а с руки, пожалуйста. Никогда не пил молоко. А, главное, с ним всегда было приятно разговаривать. Он очень внимательно слушал и порой даже пытался отвечать. Но даже если не удостаивал мои или чьи либо еще бредни своим вниманием, в его глазах всегда светилось понимание. И сарказм. Он был красив, умен… Он был….